В центре внимания автора книги — наблюдения над спецификой мировосприятия двух сановных бюрократов, разных индивидуальностей, но схожих как воплощение социальной роли. Ограничение исследования двумя представителями административной элиты позволяет рассмотреть их миропонимание как некоторую цельную систему и выявить свойственные административной элите общие понятия и формулы языка, привычки мышления, стереотипы поведения — от мира государственно-служебного до частного мира семьи.

Задачей данного исследования являются наблюдения над тем, какие культурные нормы обеспечивали функционирование сановных бюрократов внутри служебной структуры, определяли её принятие как своей естественной среды и создавали специфический стиль деятельности административной элиты. Мы стремились рассмотреть их миропонимание как некоторую систему, не ограничиваясь лишь профессиональной деятельностью, а включая их представления о религии, о мире семьи и дружбы — именно в этой сфере оказывается наиболее сильной индивидуальная интерпретация этических норм, а следовательно, и проблема личного выбора. В центре внимания исследования — комплекс наиболее употребительных категорий и понятий, входивших в состав их языка на правах общепонятных терминов, готовые формулы, аксиомы поведения, своего рода привычки мышления. Эти устойчивые определения и образы не подвергались осмыслению и не комментировались: они прочно входили в язык и мышление сановных бюрократов как общепринятая нейтральная и очевидная норма.

Такая проблематика в современной гуманитарной науке получила наименование проблемы менталитета (ментальности), а исследования — «исторической психологии». Термин этот является скорее образным, чем собственно понятийным: он ярко иллюстрирует объект анализа — неосознаваемые стереотипы поведения. Однако он не связан с инструментарием собственно психологии как науки, имеющей дело с общечеловеческими законами душевной жизни. Наоборот, применение собственно психологических категорий к историческому материалу пока дало очень скромные плоды: корректность такого подхода вообще сильно ограничена спецификой исторического материала — даже самый откровенный и полный дневник XIX в. не даёт достаточных данных для психологического анализа. Собственно «историческая психология» — это часть истории культуры.

Проблема менталитета неотделима от проблемы бытия культуры в обществе. С такой точки зрения чаще всего рассматривали интеллектуальную и художественную элиту, однако культура — общий воздух эпохи. В этом смысле термин «менталитет» и способы его изучения вполне применимы к анализу своеобразия российской сановной бюрократии первой половины XIX в. «Менталитет — совокупность готовностей, установок и предрасположенностей индивида или социальной группы действовать, мыслить, чувствовать и воспринимать мир определённым образом. Менталитет формируется в зависимости от традиций, культуры, социальных структур и всей среды обитания человека и сам, в свою очередь, их формирует, выступая как порождающее сознание, как трудноопределимый исток культурно-исторической динамики». «Зазор» между мало зависящим от истории «коллективным бессознательным» и исторически лабильными «формами общественного сознания» локализует ядро того уровня, на котором располагается менталитет. «Интерсубъективный в своей сущности мир менталитета, осознаваясь и рационализируясь только выборочно, «пятнами», связывает высокорационализированные формы сознания (науку, философию, политическую идеологию, религию и т. п.) с миром бессознательных структур, с неосознанными культурными кодами, определяя тем самым образ целостной жизни человека. Природное и культурное, рациональное и эмоциональное, сознательное и бессознательное, индивидуальное и общественное — все эти оппозиции «пересекаются» на уровне менталитета, растворяясь в его структурах».

История менталитета не совпадает с изменениями идей того уровня, который обычно называют «общественно-политическими взглядами» и «социально-политической программой». Менталитет образует основу, подтекст и контекст как для резких поворотов в мировоззренческих позициях, так и для длительной эволюции представлений. Он позволяет человеку перестраивать ориентацию своих убеждений, преображать прежнее зло в благо — и не терять при этом внутренней самоидентификации. Менталитет обладает большой устойчивостью; поскольку он многомерен, постольку разные его составляющие занимают разные уровни сознания и бессознательного, в разной степени способны к изменениям. Для той части менталитета, которая описывается как «совокупность неотрефлексированных впечатлений, образов, представлений», «комплекс мнений и предрассудков, управляющих мышлением», «совокупность умственных привычек, верований и установок», теоретически возможна постановка вопроса о времени их складывания, в том числе и применительно к отдельной личности. Что же касается непосредственно Корфа или Блудова, то рассмотреть оформление комплекса «впитанных на превербальном уровне убеждений и предрассудков» (впрочем, как и становление их отрефлексированных понятий и построений) невозможно из-за хронологически неравномерного распределения источников: большинство их относится к 1830—1860-м гг.

Однако менталитет с необходимостью включает и такую составляющую, которая выражается через категории «совокупность предрасположенностей и готовностей восприятия», «совокупность манер поведения и суждения», «неясные, невербализированные структуры сознания», «форма коллективного бессознательного мышления и поведения», «априорная форма познания, выражение доопытных принципов восприятия мира». Эта часть менталитета способна пронести свои базовые черты через столетия. Механизм её формирования принадлежит пока к сфере «чистых» гипотез.

В данной работе наблюдения строятся на суммировании всей (по возможности) совокупности упоминаний какого-либо предмета или явления. Цитаты, приводимые в тексте, являются типичными, характерными и распространенными оборотами мысли Корфа или Блудова, а никак не законченными обобщающими тезисами. Работа построена не по хронологическому принципу…

Введение

Книги на ту же тему

1. Исторические записки. Выпуск 89, Самсонов А. М., ред., 1972
2. В добровольном изгнании: О жёнах и сёстрах декабристов, Павлюченко Э. А., 1980
3. Декабристы: эстетика и критика, Бестужев А. А., Кюхельбекер В. К., Рылеев К. Ф., 1991
4. Историки экономической мысли России, Святловский В. В., Туган-Барановский М. И., Железнов В. Я., 2003
5. Величие и язвы Российской империи, Каширин В. Б., сост., 2012
6. Сибирь в составе Российской империи, Дамешек Л. М., Ремнев А. В., ред., 2007
7. Формирование института государственной службы во Франции XIII—XV веков, Цатурова С. К., 2012