«Еврей в русской литературе — гость сравнительно поздний. Интерес русских писателей (как и русского общества в целом) к еврейской проблематике зародился даже не в середине, а во второй половине XIX столетия. Утверждение это может показаться спорным — и у Пушкина, и у Лермонтова, и у Гоголя нетрудно найти разной степени брезгливости упоминания о евреях; персонажи-евреи встречались у Булгарина, Кукольника, Лажечникова, Нарежного и других прозаиков, поэтов и драматургов той эпохи (особенно у тех, кто, будучи родом из западных губерний, встречался с евреями в жизни). Однако в литературе первых десятилетий ХIХ века евреи были, а еврейского вопроса — точь-в-точь по Ильфу и Петрову — не было. Для образованного человека пушкинской поры еврейская тема находилась не просто на периферии сознания — она вообще не являлась и не могла являться предметом сколько-нибудь серьёзной рефлексии. Исключения составляли только чиновники, занимавшиеся евреями по должности, как Державин, либо люди, увлечённые проектами государственного устройства (случай Пестеля).

Поэтому нелепо, как это часто делается, на основании пасьянса из нескольких случайных цитат объявлять антисемитом, например, Пушкина. Пушкин антисемитом не был. По крайней мере, не был он антисемитом сознательным и идейным, как, например, спустя полвека Достоевский. Брезгливое отвращение к еврею было заложено у людей пушкинского круга на уровне рефлекса, инстинкта: «Один из арестантов стоял, опершись у колонны. К нему подошёл высокий, бледный и худой молодой человек с черною бородою, в фризовой шинели, и с виду настоящий жид — я и принял его за жида, и неразлучные понятия жида и шпиона произвели во мне обыкновенное действие; я поворотился им спиною, подумав, что он был потребован в Петербург для доносов или объяснений. Увидев меня, он с живостию на меня взглянул. Я невольно обратился к нему. Мы пристально смотрим друг на друга — и я узнаю Кюхельбекера. Мы кинулись друг другу в объятия». В этом часто цитируемом пушкинском фрагменте 1827 года интереснее всего автоматизм реакции на появление мнимого «жида»: едва увидел — и тотчас «поворотился спиною».

Для пушкинских упоминаний о евреях характерно прежде всего всякое отсутствие личного чувства и вообще какой бы то ни было индивидуальной окраски. Как только речь заходит о евреях, у самого оригинального из русских поэтов наготове цельные словесные и сюжетные блоки, которые он и вставляет в свои произведения, нимало не изменяя. Совершенным штампом смотрится, например, «презренный еврей» из стихотворения про «чёрную шаль» — не случайно этот эпитет в тексте никак не мотивируется, будучи словно бы изначально прикреплён к существительному. А «проклятый жид, почтенный Соломон» из «Скупого рыцаря»? А торгующий ядами аптекарь Товий из той же «маленькой трагедии»? Разве это не одномерные классицистические аллегории злодейства, случайно попавшие в романтический текст? В них нет и не может быть никакой внутренней динамики, они не герои и даже не персонажи, а декорации, на фоне которых разворачивается действие…

По-настоящему «еврейский вопрос» начинает занимать русскую интеллигенцию начиная с 1860-х годов. В этот период еврейское население центральной России, особенно обеих столиц, стремительно растёт, увеличивается число ассимилированных евреев, еврейские интеллектуалы и представители еврейского капитала начинают занимать видное место в русском обществе. На первый план выходит вопрос о еврейской идентичности и возможности отказа от неё путём интеграции еврея в нееврейскую культуру… »

Михаил Эдельштейн. История одного стереотипа

В лесу не стало мочи,
Не стало нам житья:
Абрам под каждой кочкой!

— Да-с… Множество жидья!

И солнышко не греет,
И птички не свистят,
Одни только евреи
На веточках сидят.

Воробей — еврей.
Канарейка — еврейка,
Божья коровка — жидовка,
Термит — семит,
Грач — пархач!

Николай Олейников

Книги на ту же тему

1. Двести лет вместе: В 2 ч. (комплект из 2 книг), Солженицын А. И., 2002
2. Вестник еврейского университета в Москве. №3(10), 1995, Ковельман А. Б., ред., 1995
3. Евреи, Емельяненко Т. Г., Носенко-Штейн Е. Э., ред., 2018
4. Беспокойный век: Евреи России и Советского Союза с 1881 г. до наших дней, Гительман Ц., 2008
5. Биробиджан — земля обетованная, Мелихов А. М., 2009
6. Города и люди еврейской диаспоры в Восточной Европе до начала XX века. Россия: Воронеж, Курск, Ростов-на-Дону, Смоленск, Таганрог, Шульман Я. М., 2004
7. Записки русского экстремиста, Шафаревич И. Р., 2012
8. Собрание сочинений. Апокалипсис нашего времени, Розанов В. В., 2000